В сентябре этого года движение «Раштрия сваямсевак сангх» (РСС) отметило столетие со дня своего основания.
Хорошо известно, что РСС черпала вдохновение в фашистских движениях довоенной Европы. Идеолог РСС М. С. Голвакар восхищался нацистской Германией, которая, по его словам, «потрясла мир очищением страны от семитских рас» ради «сохранения чистоты и культуры нации». Даже формы и методы системы военной подготовки РСС были во многом заимствованы у итальянских фашистов.
Однако куда меньше известно о британском колониальном наследии РСС и индуистского национализма в более широком его понятии — особенно о том, как они с энтузиазмом приняли созданную британскими колониальными администраторами историю Индии, в которой определяющей силой была лишь религия, а прошлое Индии представлялось как вечное противостояние индуистов и мусульман. Эта система восприятия Индии, ее истории и идентичности, созданная британцами в интересах колониального управления, с тех пор почти не изменилась и по-прежнему преподносится как «учебная истина» в индийской академической среде и учебниках истории, а также в массовой культуре и литературе.
Данная статья предпринимает попытку показать, как западная историография Индии продолжает определять наше искаженное представление о ее прошлом и задает направление индуистской националистической мажоритарной мобилизации страха, ненависти и гордыни большинства. Пока Индия не освободится от этих ориенталистских оков, борьба с мажоритарной идеологией не приведет к желаемому результату.
Главный идеолог индуистского национализма Винояк Дамодар Саваркар считал, что особенность Индии заключается в ее индуистской философии, а именно в «хиндутве» или «индуистскости», которая и наделяет страну четкой идентичностью. Ключевыми признаками этой идентичности, по мнению Саваркара, являются: священная территория — Арьяварта, описанная в Ведах; раса — индуисты, потомки ведических отцов, населяющих Бхарат с древнейших времен; и язык — санскрит, «лучший из языков» и опора индуистской идентичности, наряду с хинди.
Саваркар полагал, что господству индуистов в Индии угрожает присутствие неиндуистского населения.
По мнению Саваркара, именно мусульмане могут одержать верх над индуистами, которых идеолог характеризовал как «слабых и раздробленных на множество каст и сект», благодаря своему панисламизму, «агрессивному нраву» и лучшей организованности. Эти базовые представления об Индии, мусульманах и индуистах продолжают и по сей день влиять на политику и методы работы индуистских националистов.
Формируя образ Индии и дискурс о меньшинствах, прежде всего мусульманских, индуистские национальные мыслители, по сути, лишь следовали траекторией, обозначенной колониальными историками и созданной ими историей Индии для управления своей обширной колонией.
История этого летописания берет свое начало в ранние годы колониального правления, когда в Калькутте, Мадрасе и Бомбее появились первые фактории. На протяжении XVIII века, параллельно с захватом земель Британской Ост-Индской компанией проходила и апроприация текстов и знаний: колониальные чиновники активно собирали, изучали и переписывали индийские тексты, формируя законные основания для своего господства.
Среди первых фигур в создании колониальной историографии был Александр Дау, офицер Бенгальской пехоты, написавший «Историю Хиндустана» (1768 год), продолженную трактатом «Диссертация о происхождении и природе деспотизма в Хиндустане». Уильям Джонс, судья Верховного суда Калькутты и основатель Азиатского общества Бенгалии (1784 год), сформировал хронологию исторических событий Индии в «пять тысяч лет» и выработал концепцию «золотого века» Индии — эпохе ненасилия и терпимости, продлившейся вплоть до мусульманских завоеваний и последовавшего за ними упадка. Он также выдвинул идею общего происхождения санскрита, латыни и греческого. Позднее Джеймс Милль окончательно закрепил трехчленную схему индийского прошлого в своем труде «История Британской Индии» (1817 год), разделив его на домусульманскую Индию — древнюю, коренную и «золотую» эпоху индуистов, и мусульманскую Индию — как иноземный и «темный» мусульманский период.
Это подготовило почву для наступления третьей фазы — либеральной Британской Индии, эпохи современности. Позднее Генри Эллиот, секретарь правительства Индии при Министерстве иностранных дел, основал архивоведческое исследование «мусульманской Индии» (1853 год) как ее «темного» периода, тем самым закрепив колониальное представление о мусульманах как об иноземных захватчиках, символом которых был Махмуд Газневи и его семнадцать набегов на Индию.
Современная историография работает над деконструкцией этой теории. Историк Манан Асифпоказывает, как в трудах этих ученых-администраторов было сформировано несколько ключевых тезисов, заложивших основу наших знаний об Индии: представление о том, что истинная история страны охватывает пять тысяч лет; что хронология иноземных захватчиков средневековой эпохи и их разрушительных походов, включая нашествия Махмуда бин Касима (712 год), Махмуда Газневи (990 год) и Бабура (1526 год) противопоставляется естественной хронологии древних индуистских царей и санскритскому языку «золотого века».
Эта совокупность идей сформировала образ мусульман как чужаков в Индии, чьи отношения с коренными жителями сводились исключительно к деспотизму. «Насильственное обращение в веру и разрушение храмов служили в этих трудах доказательством чужеродности мусульман для Хиндустана — чужаков, представленных прежде всего в образе правителей Великих Моголов, фанатичных, распутных и жестоких завоевателей, тогда как индуистское население веками страдало от их владычества», — пишет Асиф. Предлагая подобную интерпретацию истории Индии, колониальные авторы подготавливали почву для оправдания британского правления как освобождения Индии от мусульманского ига.
Создавая такую версию прошлого, колониальные историки опирались на существующие в европейском воображении предрассудки об исламе и мусульманах, изображая мусульман «нечестивым народом», как их клеймил папа Урбан II, призывая к Первому крестовому походу в 1095 году. Мусульманское прошлое рассматривалось как непрерывная череда насилия и завоеваний, символически воплощенная в образе «меча ислама».
После восстания 1857 года, ответственность за которое британцы в основном возложили на мусульман, эти предубеждения укрепились еще глубже. В речах колониальных историков стала часто звучать неприкрытая исламофобия — как видно из фрагмента выступления Альфреда Лайалла, офицера британской Индийской службы и генерал-губернатора Северо-Западных провинций:
«Мусульмане, чьи догматы откровенно агрессивны, а духовность — деспотична, всегда будут для нас источником беспокойства, до тех пор, пока их богословские представления остаются столь непримиримыми и нетерпимыми, что их первый долг — господствовать, а при необходимости — и преследовать».
Именно эту версию индийской истории впитало в себя новое поколение индийцев, воспитанное под британским управлением, получившее английское образование и усвоившее все ее ключевые посылы. Алекс Падамси, специалист по постколониальной литературе, отмечает, что британское историческое летописание способствовало воспитанию «двойственного, бинарного мышления, все более восприимчивого к логике религиозно-этнического разделения» у последующих поколений индийцев. Это особенно заметно в бенгальских исторических романах XIX века, таких как «BangaVijeta» Ромеша Чандера Датта и «Anand Math» Банкима Чандры Чаттерджи среди прочих, закрепивших тезисы колониальных историков о чужеродности и деспотизме мусульман.
Тенденции, схожие с развитием хиндиязычной литературы Уттар-Прадеша того периода, способствовали созданию образа индуистско-хиндустанского прошлого, наряду с успехом циничного проекта колониальной легитимации, — как утверждает историк Судхир Чандра, цитируя слова индуистского публициста Радхачарана Госвами (автора Bharat Mein Yavan Raj, рус. «Мусульманское владычество в Индии») из его текста, где индуистский мудрец Вамдев благодарит англичанина:
«Слава Хузуру! Хузур спас нас, хиндустанцев, от клыков смерти. Мусульмане на протяжении веков не позволяли нам жить спокойно. Сегодняшнее падение их владычества принесло нам огромное облегчение. Да продлит Бог ваше владычество на века».
Раздел субконтинента в 1947 года произошел потому, что антиколониальные политики и мыслители — как индуистские, так и мусульманские — переняли этот колониальный образ мира, основанный, по словам Асифа, на четком видении различий как чего-то предначертанного.
Сегодня постколониальные историки показывают, что источники и архивы, к которым обращались колониальные авторы, создавая свою индуистско-мусульманскую версию индийской истории путем ее переорганизации и дробления, на самом деле предлагали иной образ Индии — не разделенной на категории и не ориентированной на политическую власть.
Главный источник в этом контексте — Tarikh-i-Firishta (рус. «Истории Фириште») — «первая полная и целостная история» Хиндостана, созданная в XVII веке декканским летописцем Мухаммадом Фириштой и ставшая основой для ранних колониальных интерпретаций Индии. Однако, как отмечает Манан Асиф, Фиришта представлял историю Индии совершенно иначе: он опирался как на индуистское, так и на исламское прошлое и их героические образы, включая Кришну и Рустама; начинал историю становления Индии с Махабхараты; выстраивал хронологию государства на основе брахманских, а не коранических представлений о времени; фиксировал богатое многообразие верований в Хиндостане и предлагал генеалогию мест, которые были «ни индуистскими, ни мусульманскими, но взаимно переплетались».
Сайид Ахмад Хан, известный прежде всего как основатель Алигархского мусульманского университета, написал свою историю Дели, в которой представил столь же переплетенный образ имперского города. Его труд «Asar us-Sanadid» (рус. «Асар-ул-санадид», 1852 год) содержит не только исчерпывающий перечень памятников, но и живое описание современного для него Дели, включая записи о религиозных и социальных практиках на исторических объектах, таких как праздник Phool waalon ki sair, проходящий под покровительством Великих Моголов и связанный одновременно со святилищем суфия Бахтияра Каки и с соседним храмом Джог Майя. В отличие от своего современника Александра Каннингема, первого директора Археологической службы Индии, который в 1863 году классифицировал исторические достопримечательности Дели по правящим династиям, Хан воссоздал богатую историю последних двух веков, вписав идею Дели в контекст Махабхараты и пользуясь хронологией делийских царей, восходящей к Юдхиштхире.
Именно эту многослойную, переплетенную историю Индии колонизаторы и стерли, создав раздвоенную версию индийского прошлого, сформированную их собственными ориенталистскими предубеждениями и подогнанную под нужды колониальной политики. Индуистские националисты, являющиеся главными «интеллектуальными наследниками» британского колониализма, приняли эту производную версию истории Индии и используют ее как оружие в своих современных политических играх.
Бывший премьер-министр и пожизненный член РСС А. Б. Ваджпаи, выступая перед членами «Бхаратия джаната парти» (БДП) после гуджаратских погромов 2002 года, ссылался на деспотизм мусульманского «террора и угроз» и утверждал, что «мусульмане нигде не желают мирно сосуществовать с другими», — повторяя риторику чиновников Индийской гражданской службы (анг.Indian Civil Service, ICS), таких, как Лайалл. Современные лидеры РСС и БДП активно пользуются тем самым колониальным дискурсом: о тысячелетнем конфликте между мусульманскими «захватчиками»и индуистскими индийцами; о принудительных обращениях в веру и бессмысленном разрушении храмов; об «обессиленном» и «разобщенном» индуистском обществе, которое должно объединиться, обрести мощь, отомстить и возродить «золотой век индуизма». Эта риторика разжигает страх, ненависть и вспышки агрессивной гордости ради сохранения политической власти.
Если мы хотим сохранить душу страны — жизненно важно полностью переосмыслить авторитет колониального знания об Индии — знания, которое не только некогда поддерживало колониальное господство, но и по сей день продолжает определять политическую траекторию постколониальной Индии. Деколониальная история, уже признанная академическим направлением, должна выйти за пределы университетов и стать частью широкой общественной дискуссии, чтобы добиться подлинных изменений. Тот факт, что индийская история сегодня переписывается таким образом, чтобы еще больше размыть и запутать прошлое, делает эту задачу особенно актуальной.
Саджад Хассан — исследователь и практикующий эксперт в области прав человека.
Источник фотографии: коллекция Музея искусств Сан-Диего
