30 ноября 1999 года демонстранты внесли сумятицу в совещание министров Всемирной торговой организации в Сиэтле. Жемчужина неолиберального глобализма, ВТО, должна была разработать единые правила мировой экономики, закрепляющие свободную торговлю. Активисты Сиэтла, в основном леваки, выступили против намерений организации, выводящих права корпораций за рамки общественного контроля.

Пусть на это и потребовалось 20 лет, но сегодня ВТО, похоже, находится на смертном одре. Если исключить вероятность сюрприза в последнюю минуту, она полностью перестанет функционировать в следующем месяце, так как администрация Трампа продолжает блокировать назначение новых судей в её апелляционный орган.

Означает ли это, что "благодаря Трампу протестовавшие в Сиэтле, наконец, смогут победить", как заметил обозреватель Bloomberg News Ной Смит?

Нет. На самом деле само предложение показывает, как сильно мы заблуждаемся относительно и настоящего, и прошлого. Мы снова и снова слышим, что мы находимся на этапе столкновения открытого и закрытого обществ, космополитизма и изоляционизма. Враги врагов должны быть друзьями. Таким образом, быть противником ВТО значит быть согласным с Трампом. Либо мир либо страна: выбрать можно только одно.

Но вся эта история неверна и, более того, нелепа. Кроме крошечной группы радикалов, ни одна серьезная политическая организация сегодня не требует автаркии, опоры на собственные силы или сколько-нибудь значительного ограничения участия в мировой экономике. Что хотят почти все, так это пересмотра порядка "длинных 1990-х", протянувшихся с момента образования ВТО, НАФТА и Маастрихтского договора ЕС до разладицы, вызванной Трампом, Брекзитом и кризисом еврозоны в 2010 году.

Мы являемся свидетелями не борьбы глобалистов и националистов, а, как и в 1999 году, столкновения различных концепций глобализации. Используя термин 1990-х годов, альтер-глобализация возвращается. Но на этот раз она идет и слева, и справа.

Возьмем, к примеру, хорошо задокументированные протесты против ВТО в 1999 году. Что вы видите на архивных записях? Это не требования барьеров или очернение иностранной конкуренции в стиле Трампа, а празднование разнообразия и международного характера политической борьбы. Один из самых известных документальных фильмов о протестах начинается с того, что темнонокожая южноазиатка в сари и бинди, Вандана Шива из Международной коалиции по глобализации, произносит, что "отказ от формирования своей экономики - это конец демократии". Спустя несколько минут мы видим человека, выступающего перед публикой: "Сделайте так, чтобы правительства и лидеры всего мира никогда не забыли этот день - 20 ноября 1999 года". Этого мужчину африканского происхождения зовут Лерой Тротман, он из Союза рабочих Барбадоса. "Эта демонстрация - не демонстрация Соединенных Штатов, - продолжает он, - это демонстрация всех людей рабочего класса во всем мире, богатых стран, бедных стран, белых стран, черных стран, всех стран".

"Многие люди рабочего класса в этой стране не связаны друг с другом, - говорит позже один из организаторов латиноамериканского происхождения, - но они напрямую связаны с людьми в Мехико, и то, что происходит с первыми, влияет и на вторых, даже если не сразу, но, черт возьми, это повлияет". Другой организатор, темнокожий в кожаной куртке с псевдонимом "War Cry" говорит: "Наши различия - это наши сильные стороны". Я не думаю, что кто-то хочет жить в однородной культуре".

Взаимосвязь, глобальность, разнообразие - вот все модные словечки 1990-х годов, те самые, которые были коммодифицированы и упакованы для продажи всего, начиная от носков и заканчивая реформой системы социального обеспечения. И это правда, что и левая альтер-глобализация, и то, что сейчас негативно оценивается некоторыми как "прогрессивный неолиберализм", по крайней мере на первый взгляд, разделяют этот lingua franca, популяризированный Benetton, Coca-Cola, и Куполом тысячелетия в Лондоне. Тем не менее, то, что они вкладывают в эти слова абсолютно различно.

Активисты Сиэтла приняли глобализацию как факт, в то же время задавшись вопросом о том, какие институты заставят ее работать в направлении достижения социальной справедливости, а не бесправия и неравенства. Была попытка найти такие институты, которые, если говорить языком времени, ставят людей выше прибыли.

Сокращенное название, наиболее часто используемое для обозначения протестующих в Сиэтле, - это союз "Тимстеров и черепах", что означаетобщий фронт организованных экологических групп и групп рабочих. Внедрение трудовых и экологических стандартов в торговые соглашения были двумя ключевыми требованиями, выдвигаемыми людьми на улицах. Оба эти требования отклонялись и продолжают отклоняются решениями ВТО как несправедливые барьеры в торговле.

Означает ли это, что само по себе глобальное экономическое управление невозможно? Как же тогда можно достичь таких целей, если не с помощью альтернативных форм международной организации? Демонстранты в Сиэтле не были слепы к этим вызовам. Они искали союзы с дипломатами и активистами из числа коренных народов по всему Глобальному Югу для создания таких новых институтов. Цель заключалась не в том, чтобы выйти из процесса глобализации, а в том, чтобы перестроить его.

Спустя двадцать лети мы видим, что протестующие в Сиэтле были скорее правы, чем нет. ВТО так и не решила свою проблему с демократией. Неравенство, порожденное игнорированием требований трудящихся, подпитывало рост подрывных общественных движений и политических партий. Экологические вопросы находятся в центре любой серьезной повестки дня. Менее очевидным лейтмотивом является вопрос налогообложения. Название организации Attac, основанной во Франции после протестов 1995 года, изначально расшифровывалось как "Процесс/деятельность/кампания за налог Тобина для помощи гражданам". Она агитировала за небольшой налог, предложенный экономистом Джеймсом Тобином, на финансовые операции, которые резко выросли с середины 1990-х годов. Эти требования сегодня находят отклик в работе прогрессивных экономистов, таких как Томас Пикетти, Эммануэль Саез и Габриэль Цукман, а также в партийных манифестах Лейбористской партии Джереми Корбина и агитационных речах кандидатов-демократов Элизабет Уоррен и Берни Сандерс. Так что, если посмотреть с такой перспективы, протестующие не проиграли. Они предвосхитили политические требования, которые становятся все более востребованными.

Левые альтер-глобалисты стремились, а многие и до сих пор стремятся, преобразовать глобальную систему экономического регулирования, переориентировать ее на цели, которые помогут завоевать большую поддержку населения, чувствующего себя брошенным на произвол судьбы в результате стремительного роста трансграничной финансовой деятельности и торговли, начиная с конца 1990-х годов. Это не имеет ничего общего с правым образом глобализации, включающим в себя уничтожение глобальных экологических соглашений, снижение корпоративных налогов до минимума и использование тарифов для доминирования над геополитическими конкурентами. Таким образом, абсурдность заявления, что Трамп якобы реализует требования протестующих, должна быть более, чем понятна.

Версию альтернативной глобализации Трампа можно понять по действиям одного из членов его кабинета, министра торговли Уилбура Росса за несколько лет до протестов в Сиэтле, чтодалеко не было единственным выступлением такого рода, а скорее следовало за восстанием сапатистов в Чьяпасе (Мексика) в январе 1994 года, крупной забастовкой государственных служащих во Франции в декабре 1995 года, и крупнейшей в истории серией организованных забастовок в Южной Корее в январе 1997 года. Тогда инвестиционный фонд Росса, так называемый "фонд-стервятник", предназначенный для покупки и продажи проблемных и обанкротившихся активов, - вышел на рынок после азиатского финансового кризиса, выкупив контрольный пакет акций крупнейшего корейского экспортера автозапчастей и заставил его пойти на сокращение рабочих мест и ряда льгот.

Рабочие ответили забастовками, которые обыкновенно приводили к компромиссам со стороны руководства. Только в тот раз Росс потребовал от государства принять меры, и оно подчинилось, отправив 8000 полицейских сорвать многотысячную забастовку с помощью бульдозеров и слезоточивого газа. Четверть рабочих была уволена, а 25 профсоюзных лидеров отправлены в тюрьму, что стало первым случаем применения силы новым правительством против бастующих. "Я просто дал понять, что если беспорядки продолжатся, это сделает компанию финансово нежизнеспособной", - сказал тогда Росс. Несколько странным, но симптоматическим поворотом было то, что основным вкладчиком фонда Росса, а значит и совладельцем производителя автозапчастей, был пенсионный фонд калифорнийских госслужащих CalPERS. Таким образом, объединенные в профсоюз рабочие США наживались на разгоне забастовок на другом конце света.

Действовать без ограничений в отношении тех, кто препятствует получению прибыли, вот, что является примером правой альтер-глобализации. Как и левые, правые альтер-глобалисты, такие как Трамп, Борис Джонсон, и центральноевропейские партии вроде немецкой AdD, швейцарской Народной партии и австрийской Партии Свободы, считают, что нынешняя система несправедлива. Но их требования, отраженные в партийных программах и проектах пост-брекзитных торговых договоров, не предусматривают перестройку многостороннего регулирования в сторону перераспределения через налогообложение, повышение трудовых стандартов или учреждение пост-углеродной экономики. Они не столько хотят повернуть вспять 1990-е годы, сколько резко их ускорить, с еще меньшим количеством мер по защите окружающей среды и более быстрой гонкой по нисходящей. Предложения британского правительства в том, чтобы выхолостить Национальную службу здравоохранения страны в пост-брекзитном торговом договоре с Соединенными Штатами - это лишь последний пример последовательности этой идеологии.

Связь между неолиберальным глобализмом и, так называемыми, популистами легко найти. Квази-Свенгали, Стив Беннон ссылается на неолиберальную икону Фридриха Хайека в своих поездках по Европе, стремясь (пока безуспешно) запустить собственный правый "Интернационал". Группа Брюгге, основанная интеллектуалами из Консервативной партии после того, как Маргарет Тэтчер выразила свое беспокойство в связи с положением Европейского Союза в 1988 году, может похвастаться на своем сайте, что она "возглавила интеллектуальную битву за то, чтобы покинуть Европейский Союз". Вместо обращения к внутренней повестке, на сайте группы Брюгге появилось сообщение о том, что "мы все теперь глобальны". Бинарность / двойственность, которую они предлагают, наделяет старую метафору новым смыслом: "глобальные реалисты против безродных космополитов".

Спустя двадцать лет после Сиэтла Трамп не ликвидирует ВТО, чтобы реализовать требования протестующих, заполнивших улицы этого города. Он убивает ее, чтобы поставить на ее место еще более асимметричную архитектуру торгового регулирования: такую, которая сдерживает Китай и возвращает США позицию глобального контроля, с которой они чувствуют себя несправедливо согнанными. При Борисе Джонсоне пост-брекзитовая Британия будет младшим партнером в этом перезапущенном мировом порядке. Мечта Сиэтла становится еще менее реализуемой, чем раньше.

Глядя на нынешний геополитический и экономический конфликт, выходящий за рамки и без того застоявшихся клише открытого и закрытого, мы видим, что "возвращение" к нации это не просто ложный выбор - это то, что в принципе не квалифицируется как серьезное требование. Как и в 1999 году, вопрос не в том, чтобы сказать "да" или "нет" миру, а в том, чтобы всерьез задуматься о том, какой глобализации мы хотим.

Последняя книга Куинна Слободяна - “Глобалисты: Конец империи и рождение неолиберализма” (Гарвард 2018). Он преподает историю в колледже Уэллсли.

фото: Steve Kaiser, Flickr.